Они шли среди песков. Шли давно. Только ветер и песок были их спутниками. Ни воды, ни деревьев - только песок. Да еще бандиты. Как они умудрялись выжить в таких условиях - никто не знал, да и не мог бы рассказать, даже если захотел. Бандиты были безжалостны, если они нападали на караван, то уже никто не уходил от них в живых. Караваны неудачников пропадали и хотя все ходили одними и теми же дорогами, но никогда не находили останков тех, кому не суждено было дойти до города. Пески умели хранить свою тайну. Немногие смельчаки пытались найти другие пути для караванов, но либо пропадали в песках, либо после многодневных переходов полумертвые приходили или в город, или в расположенные неподалеку оазисы. Каждый оазис имел свой небольшой гарнизон и обнесен высокой стеной, так что мог выдержать небольшую войну. Оазисы хоть и находились на значительном расстоянии друг от друга, но с разработанной системой сигналов, всегда знали о состоянии дел друг друга и были готовы выслать патрульный отряд на верблюдах, которые благодаря своей выносливости довольно быстро преодолевали любые расстояния. Коней старались с собой не брать. Их надо было кормить и поить - не позволительное расточительство в песках. Верблюды же были неприхотливы в еде и во время переходов от оазиса к оазису могли совсем не пить, не говоря уж об их выносливости. Воин вздохнул, вспоминая своего боевого друга и осмотрев с кургана медленно движущийся караван, направился к месту, которое ему показал караванщик перед началом пути. Караван с удовольствием брал с собой воинов, особенно если им не надо было платить. А воин как раз был из таких - телохранитель, которого отец приставил к своему сыну, когда тот направился по семейным делам в соседний город. Находясь в караване, все воины подчинялись караванщику, который очень умело пользовался этим, заставляя воинов охранять караван наравне со своими охранниками.
Караван только два часа как покинул очередной оазис, но воин уже вымотался: воду выдавали небольшими порциями, доспехи прилипли к телу, оружие казалось тяжелее обычного, пот крупными каплями скатывался по лицу, закрытому платком так, что были видны только глаза. Иначе к поту примешался бы песок, который и так постоянно скрипел на зубах и норовил забиться в глаза. До следующего оазиса было две ночи пути - это был самый опасный участок. Небольшой отряд на верблюдах отделился от каравана и направился обратно в оазис, который они покинули сегодня вечером. Караваны двигались в основном в ночное время, так как днем стояла невыносимая жара, а когда к жаре добавлялось безветрие - песок начинал плавиться. Даже в оазисах жизнь начиналась незадолго до заката и замирала с первыми лучами восходящего солнца.
Караванщик еще некоторое время смотрел в сторону удаляющегося отряда, затем вернулся к своим обязанностям. Многие были солидарны с ним в этом взгляде - то уезжали воины гарнизона, теперь они были полностью предоставлены сами себе, песку и бандитам, которые наверняка уже ждут встречи с ними. Шли быстро, стараясь в ночное время преодолеть как можно большее расстояние. Небольшие группы охранников каравана уверенно сновали вокруг, то была их жизнь. Воин завидовал их выносливости, хотя сам был не слабого десятка, но в таких условиях ему еще не приходилось бывать. С улыбкой вспомнил, что в данной ситуации даже хорошо, что он не успел пройти обряд посвящения в рыцари ордена - ему бы тогда пришлось находиться в полном вооружении и закрытых доспехах. Сейчас на нем из доспехов была только кольчуга.
Он задумался над тем, что если смотреть на караван сверху, то он скорее будет напоминать небольшого огненного червя, неспешно ползущего меж барханов. Скоро начнет светать - непроглядная тьма, разгоняемая доброй сотней факелов, поменяла свой непроглядный мрачноватый цвет на светлые тона. Скоро придется разбивать лагерь, что бы переждать дневную жару. Караван ускорил свое движение и вскоре оказался у подножия довольно высокого бархана. Медленно повозки забрались наверх и выстроились кругом, поглощая в себя меланхоличных верблюдов. Часть охраны наряду с погонщиками и слугами принялась натягивать тенты и ставить палатки, остальные, большинством которых были воины, не имеющие к каравану отношения, под руководством самого караванщика пытались насыпать вал из песка. Песок - рассыпался, воины - негромко ругались, караванщик - улыбался, но не кто ему не перечил.
Неспешно появилось солнце. Сначала его кромка показалась над барханами и замерла на некоторое время, словно солнце все еще решало порадовать всех своим появлением или немного подождать. Подул ветер - в нем уже чувствовалось духота. Лагерь, только что бурливший жизнью, как муравейник, теперь казался безжизненным нагромождением телег, тентов, палаток. Ни верблюдов, ни стражников, ни погонщиков. Решив, что сейчас все же его час, солнце уверенно шагнуло на небосклон, освещая все вокруг ярким светом. Даже находясь в тени, воин почувствовал, как жара придавила его к песку. Есть не хотелось, но он заставил себя съесть немного мяса - песок скрипел на зубах. Он на долго запомнит эту поездку. Голова не соображала, в руки закралась усталость от борьбы с песочным валом. Воин залпом выпил свою порцию воды и положив голову на свой походный мешок пытался заснуть.
Снился родовой замок - он на боевом коне мчится по дороге, мимо проносятся высокие корабельные сосны, впереди озеро, на берегу которого и располагалось его родовое гнездо. Сам замок был окружен рвом с водой, от чего казалось, что замок находится на острове. От замка к центру озера шел красивой дугой мост - на небольшом островке находилась высокая цитадель. Мост и цитадель отражались в водах озера, от чего цитадель казалась еще выше. По небу спешат грозовые тучи. Он стремится попасть домой до ливня. Ветер бросает в лицо первые капли… песка. Открыв глаза, воин замечает ноги прошедшего мимо охранника. Жара стояла невыносимая. Стряхнув с лица песок и выбравшись из-под повозки, он старался оставаться в тени. Кое-где среди меланхоличных и постоянно жующих верблюдов спали погонщики, слуги и охранники. Часть охранников развлекалась игрой в кости, некоторые ходили по периметру и выглядывали в пески сквозь многочисленные щели повозок и тентов. Солнце жарило нещадно, воздух был тяжелый и сухой. Медленно идя по периметру, чтобы все время оставаться в тени воин переходил он повозки к повозке, как и стражники, вглядывался в раскаленный до бела песок за пределами лагеря.
Лагерь, находясь на кургане, отбрасывал большую тень, рисуя на белом песке странную картину чего-то колышущегося и невесомо большого, а дрожащий вокруг воздух только усугублял это впечатление. Когда он попытался смотреть против солнца, глаза заслезились, заставляя его спрятаться в спасительной тени.
Они шли так, чтобы солнце светило им в спину, а защитникам лагеря - в глаза. Цепью, охватывая лагерь в полукольцо по пологому склону, постепенно сжимаясь. Воин бросился к ближайшему стражнику. Тут же лагерь ожил, наполнился стражниками, деловито распаковывающими арбалеты и занимающими оборону внутри телег, за небольшим песчаным валом. Все было проделано настолько быстро и тихо, что воин несколько опешил, но потом смешался с отрядом копейщиков, готовящихся принять на себя первый натиск бандитов. Потекли томительные минуты ожидания. Он и не знал, что в лагере столько народу. Отдельной группой стояли благородные, воин увидел там своего подопечного и переместился так, чтобы оказаться на пути любого, кто вздумает пробиться к благородным.
Бесшумные тени взметнулись над телегами, материя чуть слышно расходилась под острыми ножами бандитов. Коротко прозвучала команда, и первые арбалетные болты полетели в нападающих. Поняв, что основной фактор внезапности они утратили, бандиты с воем через тела павших товарищей бросились прямо на копья выступивших вперед защитников каравана. Первая атака была отбита. Унося убитых и раненых, бандиты отступили и обосновались по ту сторону повозок, ведя по защитникам огонь из луков и арбалетов. Защитники, прикрываясь щитами, отвечали дружными залпами. Бандиты не нападали, явно чего-то ожидая. Защитники, пытаясь развить успех, бросились к повозкам, отгоняя бандитов в пустыню, те отступили, но в ответ уже и без того разорванную ткань тента пробила тяжелая стрела, пролетев весь лагерь и прихватив с собой двух его защитников. Обстрел тяжелыми стрелами продолжался довольно долго, усугубляясь еще и тем, что защитники, находясь внутри кольца повозок, не моги видеть, что творится за пределами кольца. Потери росли на глазах. Многие тенты и палатки были превращены в рваное отрепье, и солнце спокойно заглянуло в лагерь, ослепляя его защитников. С ревом бандиты ворвались в развороченный лагерь, стремясь смять и без того деморализованного противника.
Солнце нещадно слепило. Воин лежал, глубоко вжавшись в песок, прикрывая щитом и телом благородного. После урона нанесенного первой же тяжелой стрелой он покинул ряды защитников и отступил к благородным. Про атаку он понял по быстро приближающемуся реву. Подхватив благородного, воин бесцеремонно кинул его под одну из телег у крутого обрыва бархана. Сам, пытаясь найти хоть небольшую тень, прикрылся щитом от солнца, чтоб хоть как-то видеть нападающих. Картина потрясла его. Вот только перед свои взором он видел спины защитников, но, разделившись на две половины, они рассыпались в стороны, и воин увидел несущуюся на него стену ярости. Он сделал небольшой шаг вперед и перенес центр тяжести на переднюю ногу, которую для уверенности еще и провернул, еще больше погружаясь в песок. Когда до воина остались несколько шагов, он выстрелил в одного из закутанных в халаты бандитов, из небольшого арбалета метя в голову. Бросив арбалет в сторону, он прикрывшись щитом выхватил из-за спины меч, по широкой дуге опустил его. Ухмыльнулся - меч рассек что-то плотное. Мамелюк издал булькающий звук и мешком рухнул к ногам воина. В то же время, встав к палящему солнцу боком, намереваясь развернуть противника, защитники бросились на бандитов, ибо каждый знал - пощады не будет.
Глубокий вдох. Конечно, его учили сражаться с завязанными глазами. Умело прикрываясь щитом, он старался не дать бандитам приблизится. Еще один вдох. Но тогда все было иначе - он против трех старших учеников рыцарского ордена в полной тишине. Глаза плотно закрыты, но даже сквозь них яркое солнце старалось ослепить, неясными тенями метались перед ним мамелюки. Еще один вдох. Звуки битвы: победный крик нападающих, ответный рев защитников, звон клинков, предсмертные крики, все это ушло на второй план, уступив место сосредоточенности и внезапно появившейся легкости. Выдох. Его действия стали плавными. Ярость бандитов наткнулась на стену холодной решительности и побившись об нее немного отступила. Обе стороны сражались яростно, но защитники хоть и привыкшие к жаркому климату уступали по выносливости нападавшим. Те без устали размахивали мечами и кривыми ножами. Единственное место, где они не в силах были чего делать, был одиноко стоящий воин, вокруг которого песок пропитался кровью убитых им бандитов - его избегали.
Было понятно, что им не повезло. Воин окинул взглядом сражающийся лагерь - они проигрывали. Воин бросился к телеге с водой, стараясь не упускать глазами место, где лежал под телегой благородный. На него никто не нападал. Схватив несколько мехов с водой, он нырнул под телеги и уже ползком бросился к своему господину. Щит пришлось бросить. Схватив благородного за ворот камзола, он толкнул его по склону вниз. Издав приглушенный звук, благородный полетел, по почти отвесному склону вниз, воин прыгнул за ним.
Добыча была знатной: много воды, много товаров, много телег, вот только бойцов осталось мало, но это означало, что доля добычи выживших значительно увеличится. Капитан стоял у груды тел. Да, воин был хорош, им бы такой не помешал, но ни среди убитых, ни среди рабов его не было. Это настораживало. Наступал вечер. Измотанные воины подгоняли рабов - они должны этой ночью пройти солидный отрезок отделяющих их от дома.
От отвесного склона прочь от разрушенного лагеря вели две цепочки следов. Цепочки уходили точно туда, откуда пришел караван. Капитан стоял и смотрел, как следы вьются по песку и исчезают среди барханов. Конечно, надо было бы послать несколько воинов за ними, но капитан понимал, что эти воины могут не вернуться, уж больно был хорош противник, а терять еще людей ему не хотелось, его и без того шаткое положение, державшееся на жестокости его головорезов, может покачнуться. А если кто-то вдруг решит, что пришло время сместить его с поста капитана отряда ярости, то ему нужны все его воины. И еще он понимал, что в таких жестких условиях мало кто сможет выжать, тем более двое суток. Он махнул рукой - повозки скрипнув, двинулись в дальний путь. |
Вернуться наверх